Описание священнейшего коронования их императорских величеств государя императора Александра Второго... (1856) — различия между версиями

  Вклад каждого художника в общий объем проделанной работы различен. Например, Михаю Зичи в числе других художников было поручено делать массовые рисунки на коронационных торжествах с целью издания по ним впоследствии литографированного альбома. Дошедшие до нас акварели Зичи, посвященные коронационным празднествам, показывают значительную склонность художника к жанризму, к зрелищной занимательности даже при исполнении таких сугубо официальных и парадных задач. Изображает ли он въезд царя в Москву или выход царского семейства на Красное крыльцо в Кремле, фигуры царствующих особ он помещает на задний план. Впереди же, как правило,— публика, зрители, пестрая разнохарактерная толпа. Между прочим, одна из его акварелей—«Народный праздник»— вообще представляет собой бытовую сцену, имеющую самостоятельное значение. Без какой бы то ни было идеализации, с юмором, но без шаржа передает художник разудалое веселье мужиков, страх женщин, съезжающих с гор, пьяный разгул, Драки и давку из-за угощенья. Значительный интерес представляет другая акварель Зичи, изображающая русских писателей на параде. Воспользовавшись эпизодом въезда царя в Москву (сам этот эпизод изображен в глубине и почти не обращает на себя внимания) художник дает групповой портрет виднейших русских литераторов тех лет: в числе зрителей в беседке с правого края листа можно узнать И.И. Панаева, И.А. Гончарова, Д.В. Григоровича, И.С. Тургенева, Ф.И. Тютчева и других. Рассматриваемая акварель любопытно объединяет на одном листе основные темы, интересовавшие художника в то время. Здесь и документально трактованный портрет и жанровая зарисовка публики; группа конвоя — солдаты и офицеры верхом — представляет собой нечто среднее между его батальными композициями и жанровыми сценами и, наконец, на заднем плане, царь в окружении свиты — та изобразительная хроника жизни царского двора, работа над которой вскоре поглотит все время художника. Изображение бытовых сторон жизни императорского двора останется характерным для всех дальнейших многолетних занятий Зичи в звании придворного живописца. Со времени работы Зичи для коронационного альбома его карьера упрочивается. В апреле 1858 года русская Академия художеств возвела Зичи в звание академика акварельной живописи. В мае 1859 года художник был «пожалован в звание живописца Его Императорского Величества». Художник обретает устойчивое материальное положение, но очень дорогой ценой — почти все свое время он вынужден отныне уделять созданию рисунков и акварелей, запечатлевающих жизнь двора. Сразу же резко уменьшается количество создаваемых им бытовых произведений на «вольные» темы, иллюстраций. Должен он отказаться и от участия в сатирических журналах. Все свое мастерство, талант он отдает Императору! Вот такие последствия для художника после завершения работы над коронацией.

  Российские коронационные альбомы — это издания, посвященные коронациям русских монархов. Формально коронация представляла собой процедуру принятия монархом символов принадлежащей ему власти. Фактически она являлась торжественным актом закрепления территориальной целостности государства, его политической независимости и единства нации. В русской традиции акт Священного коронования помимо этого был еще и важнейшим сакральным обрядом, утверждавшим божественность царской власти. В процессе коронования совершалось церковное таинство миропомазания, после которого монарх считался «помазанником Божьим», наместником Бога на земле. Оригинальный альбом императора Александра II отличается от коронационных альбомов других русских императоров богатством оформления и существенными размерами (925x680 мм). Это уникальное произведение полиграфического искусства издано в 1856 г. тиражом в 200 экземпляров, которые были подарены участвовавшим в церемонии коронования высшим сановникам и иностранным гостям. Альбом содержит подробное описание церемонии  коронования Императора Александра II, состоявшейся 26 августа (12 сентября) 1856 года, и связанных с этим событием празднеств в Москве, которое дополнено 52 иллюстрациями (19 хромолитографий на отдельных вклейках и 33 рисунка в тексте), выполненными по рисункам известнейших художников того времени — М. Зичи и В. Тимма. В оформлении альбома использована натуральная кожа, металл, тиснение, гравюра на дереве, литография, хромолитография, чеканка, гравировка и позолота. В центре верхней крышки — композиция, включающая вензель императора, знамена, гербы, атрибуты императорской власти и т.д. По углам крышек — металлические позолоченные накладки. Скоропостижная смерть Императора Николая I после кратковременной болезни в пятницу 18 февраля 1855 года, в 12 часов 20 минут пополудни в своем кабинете Императорского Зимнего Дворца в Санкт-Петербурге породила версию об его самоубийстве после получения 13 февраля сообщения о поражении русских войск в районе Евпатории. Основания для такого предположения были. Согласно официальным записям в камер-фурьерском журнале Император 5 февраля «почувствовал себя несовершенно здоровым. Прогуливаться не выходил», но уже 10 февраля появилась запись о том, что «Его Величество с Государем-Цесаревичем изволил иметь выезд в Михайловскую Манеж осматривать войска». На следующий день Николай I вновь почувствовал недомогание, которое, временами усиливаясь, все же шло на убыль, и состояние больного постепенно улучшалось. До вечера 17 февраля лейб-медик Императора М. Мандт уверял всех, что состояние здоровья августейшего больного у него не вызывает никаких опасений. И вдруг эта неожиданная смерть! Собственно, почему неожиданная? В воспоминаниях многих современников подтверждается версия о самоубийстве. Есть весьма авторитетное свидетельство полковника Генерального штаба адъютанта Цесаревича Александра Николаевича Ивана Федоровича Савицкого, который по должности всюду сопровождал Наследника престола и волей-неволей был участником многих событий». Далее А.Ф. Смирнов приводит выдержки из воспоминаний И.Ф. Савицкого: «Немец Мандт... так поведал мне о последних минутах великого повелителя: «После получения депеши о поражении войск под Евпаторией... меня вызвал к себе Николай I и заявил: — Был ты мне всегда преданным, и потому хочу с тобой поговорить доверительно — ход войны раскрыл ошибочность всей моей внешней политики, но я не имею ни сил ни желания измениться и пойти иной дорогой, это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это сделать будет легче, столковавшись с неприятелем. Дай мне яд, который бы позволил расстаться с жизнью без липших страданий, достаточно быстро, но не внезапно (чтобы не вызвать кривотолков). Мандт был вынужден согласиться, так как Император сказал, что в случае его отказа он найдет других исполнителей своей воли, но он поставил условие об обязательном доведении всего до сведения наследника, чтобы снять с себя обвинения в отравлении.

 

  — Быть по сему, — сказал Император, — но вначале дай мне яд. Цесаревич, узнав о случившемся, поспешил к отцу и, обливаясь слезами, упал ему в ноги. Врач оставил их одних. Николай I слег и уже больше не вставал. Последней волей Императора был запрет на вскрытие и бальзамирование его тела, он опасался, что вскрытие откроет тайну его смерти». Во время похорон Савицкий подошел к телу Императора: «От быстрого разложения под действием ядов, лицо его так сильно изменилось, что странно было смотреть на этот ужасный лик. Желтые и фиолетовые пятна, которые я видел на второй день после смерти, превратились теперь в бронзовые и черные». «Тридцать лет это страшилище в огромных ботфортах с оловянными пулями вместо глаз безумствовало на троне, сдерживая рвущуюся из-под кандалов жизнь, тормозя всякое движение, безжалостно расправляясь с любым проблеском свободной мысли, подавляя инициативу, срубая каждую голову, осмелившуюся подняться выше уровня, начертанного рукой венценосного деспота. Окруженный лжецами, льстецами, не слыша правдивого слова, он очнулся только под гром орудий Севастополя и Евпатории. Гибель его армии — опоры трона — раскрыла царю глаза, обнаружила всю пагубность, ошибочность его политики. Но для одержимого непомерным тщеславием, самомнением деспота легче оказалось умереть, наложить на себя руки, чем признать свою вину...» Поэт Ф.И. Тютчев, славянофил, патриот и верноподданный монархист, написал убийственную эпитафию Николаю I: